Неточные совпадения
Всё, что он
видел в окно кареты, всё в этом холодном чистом воздухе, на этом бледном свете заката было так же свежо, весело и сильно, как и он сам: и крыши домов, блестящие в лучах спускавшегося солнца, и резкие очертания
заборов и углов построек, и фигуры изредка встречающихся пешеходов и экипажей, и неподвижная зелень дерев и трав, и поля с правильно прорезанными бороздами картофеля, и косые тени, падавшие от домов и от дерев, и от кустов, и от самых борозд картофеля.
«Есть еще одна фатера, — отвечал десятник, почесывая затылок, — только вашему благородию не понравится; там нечисто!» Не поняв точного значения последнего слова, я велел ему идти вперед, и после долгого странствовия по грязным переулкам, где по сторонам я
видел одни только ветхие
заборы, мы подъехали к небольшой хате, на самом берегу моря.
Селифан, не
видя ни зги, направил лошадей так прямо на деревню, что остановился только тогда, когда бричка ударилася оглоблями в
забор и когда решительно уже некуда было ехать.
С каким-то неопределенным чувством глядел он на домы, стены,
забор и улицы, которые также с своей стороны, как будто подскакивая, медленно уходили назад и которые, бог знает, судила ли ему участь
увидеть еще когда-либо в продолжение своей жизни.
В тот год осенняя погода
Стояла долго на дворе,
Зимы ждала, ждала природа.
Снег выпал только в январе
На третье в ночь. Проснувшись рано,
В окно
увидела Татьяна
Поутру побелевший двор,
Куртины, кровли и
забор,
На стеклах легкие узоры,
Деревья в зимнем серебре,
Сорок веселых на дворе
И мягко устланные горы
Зимы блистательным ковром.
Всё ярко, всё бело кругом.
Не помня, как оставила дом, Ассоль бежала уже к морю, подхваченная неодолимым ветром события; на первом углу она остановилась почти без сил; ее ноги подкашивались, дыхание срывалось и гасло, сознание держалось на волоске. Вне себя от страха потерять волю, она топнула ногой и оправилась. Временами то крыша, то
забор скрывали от нее алые паруса; тогда, боясь, не исчезли ли они, как простой призрак, она торопилась миновать мучительное препятствие и, снова
увидев корабль, останавливалась облегченно вздохнуть.
Вот
видит Волк мой на
забореКота
И молвит: «Васенька, мой друг!
Волк, близко обходя пастуший двор
И
видя, сквозь
забор,
Что́, выбрав лучшего себе барана в стаде,
Спокойно Пастухи барашка потрошат,
А псы смирнёхонько лежат,
Сам молвил про себя, прочь уходя в досаде:
«Какой бы шум вы все здесь подняли, друзья,
Когда бы это сделал я...
— Я глядел во все стороны, ожидая
увидеть грозные бастионы, башни и вал; но ничего не видал, кроме деревушки, окруженной бревенчатым
забором.
Самгин встал у косяка витрины, глядя направо; он
видел, что монархисты двигаются быстро, во всю ширину улицы, они как бы скользят по наклонной плоскости, и в их движении есть что-то слепое, они, всей массой, качаются со стороны на сторону, толкают стены домов,
заборы, наполняя улицу воем, и вой звучит по-зимнему — зло и скучно.
Самгин закрыл глаза, но все-таки
видел красное от холода или ярости прыгающее лицо убийцы, оскаленные зубы его, оттопыренные уши, слышал болезненное ржание лошади, топот ее, удары шашки, рубившей
забор; что-то очень тяжелое упало на землю.
Так неподвижно лег длинный человек в поддевке, очень похожий на Дьякона, — лег, и откуда-то из-под воротника поддевки обильно полилась кровь, рисуя сбоку головы его красное пятно, — Самгин
видел прозрачный парок над этим пятном; к
забору подползал, волоча ногу, другой человек, с зеленым шарфом на шее; маленькая женщина сидела на земле, стаскивая с ноги своей черный ботик, и вдруг, точно ее ударили по затылку, ткнулась головой в колени свои, развела руками, свалилась набок.
— Он ехал на извозчике, и вдруг Воронов бросился, — рассказывал Злобин, взмахивая рукой, задевая фуражкой о
забор, из опухшего глаза его сочились слезы, длинные ноги топали, он качался, но Самгин
видел, что он не пьян, а — возмущен, испуган.
Красавина. Уж это так точно, поверь моему слову! Вот
видишь —
забор. Так выше этого
забора у них ходули.
Через
забор, направо, Обломов
видел бесконечный огород с капустой, налево, через
забор, видно было несколько деревьев и зеленая деревянная беседка.
Илья Ильич встанет утром часов в девять, иногда
увидит сквозь решетку
забора мелькнувший бумажный пакет под мышкой уходящего в должность братца, потом примется за кофе. Кофе все такой же славный, сливки густые, булки сдобные, рассыпчатые.
Обломов не помнил, где он сидит, даже сидел ли он: машинально смотрел и не замечал, как забрезжилось утро; слышал и не слыхал, как раздался сухой кашель старухи, как стал дворник колоть дрова на дворе, как застучали и загремели в доме,
видел и не видал, как хозяйка и Акулина пошли на рынок, как мелькнул пакет мимо
забора.
До сих пор он с «братцем» хозяйки еще не успел познакомиться. Он
видел только, и то редко, с постели, как, рано утром, мелькал сквозь решетку
забора человек, с большим бумажным пакетом под мышкой, и пропадал в переулке, и потом, в пять часов, мелькал опять, с тем же пакетом, мимо окон, возвращаясь, тот же человек и пропадал за крыльцом. Его в доме не было слышно.
Исполнив «дружескую обязанность», Райский медленно, почти бессознательно шел по переулку, поднимаясь в гору и тупо глядя на крапиву в канаве, на пасущуюся корову на пригорке, на роющуюся около плетня свинью, на пустой, длинный
забор. Оборотившись назад, к домику Козлова, он
увидел, что Ульяна Андреевна стоит еще у окна и машет ему платком.
— Что же вы
видите? Что я умею лазить через
заборы, стреляю в дураков, ем много, пью…
видите!..
Она наклонилась и
увидела покойно сидящего на
заборе человека, судя по платью и по лицу, не простолюдина, не лакея, а по летам — не школьника. Он держал в руках несколько яблок и готовился спрыгнуть.
— Вот четыреста шестьдесят три рубля денег — это ваши. В марте мужики принесли за хлеб. Тут по счетам
увидите, сколько внесено в приказ, сколько отдано за постройку и починку служб, за новый
забор, жалованье Савелью — все есть.
— Ну, вот
видите! А я у ней пока всего сотню какую-нибудь яблок сорвал через
забор!
От нечего делать я развлекал себя мыслью, что
увижу наконец, после двухлетних странствий, первый русский, хотя и провинциальный, город. Но и то не совсем русский, хотя в нем и русские храмы, русские домы, русские чиновники и купцы, но зато как голо все! Где это видано на Руси, чтоб не было ни одного садика и палисадника, чтоб зелень, если не яблонь и груш, так хоть берез и акаций, не осеняла домов и
заборов? А этот узкоглазый, плосконосый народ разве русский? Когда я ехал по дороге к городу, мне
Там то же почти, что и в Чуди: длинные, загороженные каменными, массивными
заборами улицы с густыми, прекрасными деревьями: так что идешь по аллеям. У ворот домов стоят жители. Они, кажется, немного перестали бояться нас,
видя, что мы ничего худого им не делаем. В городе, при таком большом народонаселении, было живое движение. Много народа толпилось, ходило взад и вперед; носили тяжести, и довольно большие, особенно женщины. У некоторых были дети за спиной или за пазухой.
Везде, даже в лесу,
видел я каменные постройки,
заборы, плетни и хижины с огородами и полями.
Я устал и с удовольствием поглядывал на хребет каждой лошадки; но жители не дают лошадей, хотя я
видел у одного
забора множество их оседланных и привязанных.
Возвратясь в деревню Бо-Тсунг, мы втроем, Посьет, Аввакум и я, зашли в ворота одного дома, думая, что сейчас за воротами
увидим и крыльцо; но
забор шел лабиринтом и был не один, а два, образуя вместе коридор.
У Алеши вдруг мелькнуло воспоминание, что, уходя вчера от брата из беседки, он
увидел, или как бы мелькнула пред ним влево у
забора садовая зеленая низенькая старая скамейка между кустами.
Теперь сам
вижу, что доверия этого и быть не могло, потому что все же бы мы пришли к этому проклятому
забору!
— К тебе пришел, Пацюк, дай Боже тебе всего, добра всякого в довольствии, хлеба в пропорции! — Кузнец иногда умел ввернуть модное слово; в том он понаторел в бытность еще в Полтаве, когда размалевывал сотнику дощатый
забор. — Пропадать приходится мне, грешному! ничто не помогает на свете! Что будет, то будет, приходится просить помощи у самого черта. Что ж, Пацюк? — произнес кузнец,
видя неизменное его молчание, — как мне быть?
Мой приятель не тратил много времени на учение, зато все закоулки города знал в совершенстве. Он повел меня по совершенно новым для меня местам и привел в какой-то длинный, узкий переулок на окраине. Переулок этот прихотливо тянулся несколькими поворотами, и его обрамляли старые
заборы. Но
заборы были ниже тех, какие я
видел во сне, и из-за них свешивались густые ветки уже распустившихся садов.
Он спустился с приступки
забора и, заложив палец в рот, издал легкий, осторожный свист. Девочки насторожились, пошептались о чем-то, и старшая, как будто вдогонку за разбежавшимся колесом, перепорхнула по двору к тому месту, где мы стояли за
забором, и тоже поднялась, держась за балясины.
Увидев меня, она вдруг потупилась.
Как это ни странно, я как будто
видел их в довольно-таки грязном углу между сараем и
забором.
Несколько человек, особенно предприимчивых, пробрались к окну каталажки через
забор соседнего двора и
видели, что Савицкий лежит на лавке.
Бедный словесник, задержанный неожиданно в своем задумчивом шествии, остановился, постоял, попробовал двинуться дальше, но
видя, что препятствие не уступает, спокойно размотал башлык с шеи, оставив его на
заборе, и с облегчением продолжая путь.
— Врешь, дура! Не могла ты ничего в саду
видеть,
забор высокий, щелей в нем нет, врешь! Ничего у нас нет!
— Батюшка! — выла Петровна, протягивая одну руку к нему, а другой держась за голову. — Верно, батюшка, вру ведь я! Иду я, а к вашему
забору следы, и снег обмят в одном месте, я через
забор и заглянула, и
вижу — лежит он…
Но если вы
увидите издали голубей, сидящих на гуменном
заборе или дереве, — это, без сомнения, клинтухи, то есть дикие голуби; подойдя ближе, вы удостоверитесь в том.
После обеда я отправился в сад, но без ружья. Я дал было себе слово не подходить к «засекинскому саду», но неотразимая сила влекла меня туда — и недаром. Не успел я приблизиться к
забору, как
увидел Зинаиду. На этот раз она была одна. Она держала в руках книжку и медленно шла по дорожке. Она меня не замечала.
Он повернулся ко мне спиной и быстро удалился. Я следил за ним глазами — он скрылся за воротами. Я
видел, как его шляпа двигалась вдоль
забора: он вошел к Засекиным.
Я перед чаем отправился в сад, но не подходил слишком близко к
забору и никого не
видел.
Стоя под ее низкими, густыми ветвями, я мог хорошо
видеть, насколько позволяла ночная темнота, что происходило вокруг; тут же вилась дорожка, которая мне всегда казалась таинственной: она змеей проползала под
забором, носившим в этом месте следы перелезавших ног, и вела к круглой беседке из сплошных акаций.
Однажды я проходил в саду мимо известного
забора — и
увидел Зинаиду: подпершись обеими руками, она сидела на траве и не шевелилась.
Действительно, Раиса Павловна, кажется, совсем не желала
видеть, что делается кругом, как торопливо белили заводские здания, поправляли
заборы, исправляли улицы, отовсюду убирали щепы и мусор.
Он вышел из дому. Теплый весенний воздух с нежной лаской гладил его щеки. Земля, недавно обсохшая после дождя, подавалась под ногами с приятной упругостью. Из-за
заборов густо и низко свешивались на улицу белые шапки черемухи и лиловые — сирени. Что-то вдруг с необыкновенной силой расширилось в груди Ромашова, как будто бы он собирался летать. Оглянувшись кругом и
видя, что на улице никого нет, он вынул из кармана Шурочкино письмо, перечитал его и крепко прижался губами к ее подписи.
Мало-помалу он забылся на миг легким сном и
видел во сне что-то похожее на кошмар; ему приснилось, что он опутан на своей кровати веревками, весь связан и не может шевельнуться, а между тем раздаются по всему дому страшные удары в
забор, в ворота, в его дверь, во флигеле у Кириллова, так что весь дом дрожит, и какой-то отдаленный, знакомый, но мучительный для него голос жалобно призывает его.
— Я не беспокоюсь. Он только ночует. Старуха в больнице, сноха померла; я два дня один. Я ему показал место в
заборе, где доска вынимается; он пролезет, никто не
видит.
Случалось, посмотришь сквозь щели
забора на свет божий: не
увидишь ли хоть чего-нибудь? — и только и
увидишь, что краешек неба да высокий земляной вал, поросший бурьяном, а взад и вперед по валу день и ночь расхаживают часовые, и тут же подумаешь, что пройдут целые годы, а ты точно так же пойдешь смотреть сквозь щели
забора и
увидишь тот же вал, таких же часовых и тот же маленький краешек неба, не того неба, которое над острогом, а другого, далекого, вольного неба.
За оврагом тянутся серые, ветхие
заборы, и далеко среди них я
вижу бурый домишко, в котором жил зимою, будучи мальчиком в магазине. Близость этого дома еще более угнетает меня. Почему мне снова пришлось жить на этой улице?